Томас Манн "Волшебная гора"

[challenge999]

Мартин Макдонах говорил, что идея "Залечь на дно в Брюгге" родилась у него после того, как он посетил Брюгге и испытал два противоречивых чувства: глубокий восторг и ужасную скуку.
Каждый раз, читая Томаса Манна, я, натурально, испытываю те же самые чувства.
Впрочем, еще я не могу избавиться от ощущения ("Доктор Фаустус" - исключение из этого правила, а вот "Избранник" - отлично попадает), что Манн как-то очень тонко стебется не столько над читателями, сколько над литературоведами. С одной стороны, он буквально набивает свои романы событиями, персонажами и моментами, которые так и просятся на определенную чуть ли не мифологическую трактовку. А с другой стороны, все это изложено у него таким образом, что кажется каким-то слишком скучным и банальным для каких бы то ни было особых трактовок вообще и ссылок на греческую мифологию в частности.
Лит.критика говорит, что "Волшебная гора" - неомифологизированный роман-воспитание. Вроде бы все составляющие налицо: есть ГГ, некий вьюнош, который оказывается на горе в 20 с чем-то и выходит с нее около 30. Есть отдельные персонажи, которых можно за уши подтащить под мифологических. Мингера Пеперкорна, пожилого властного алкоголика из Голландии, ассоциируют с самим Вакхом-Дионисом. Двум очаровательным спорщикам, Нафте и Сеттембрини, приписывают роли "личного ангела и демона" нашего юноши (правда, непонятно, кто есть кто, но их воспитательный эффект не отрицается). Двоюродный брат, "честный Иоахим" - классическое суперэго по Фрейду. Русская "возлюбленная" юноши также укладывается в этот мифологизированный список подтекстов. Вот мы и разобрали роман.
Только увольте, но у меня комбинация все равно не складывается. Ганс Карсторп как прибыл в свой туберкулезный санаторий бревно бревном, так и не менялся вплоть до конца текста. Я не вижу в нем решительно никакого воспитательного процесса, никакого внутреннего изменения и роста. Напротив, Волшебная гора - символ застоя и тоски-тоски. Руководитель санатория в свое время даже честно пытался выставить подлечившегося дитятю обратно в "реальный мир", но тот воспротивился как мог. Само собой, ведь "на равнине" придется что-то делать, работать, устраивать жизнь, принимать на себя ответственность. А в санатории кормят пять раз в день, а все остальное время можно лежать или гулять. Все строго по расписанию, минимум инициативы и свободного времени. И это вполне оправданно, если у тебя едва хватает сил встать с постели, но если на тебе можно пахать (а на ГГ вполне можно), то кроме как персонификацией библейского греха это не назовешь. Надо действительно быть исключительно никем и ничем, чтобы согласиться на такое существование из страха перед жизнью и лени. Видимо, мне этого никогда не понять - я ни разу не выходила из больниц иначе, как под подписку, что я осознаю недолеченность и снимаю с врачей всю ответственность.
ГГ не тянет на Тангейзера в плену у Венеры, как там пишут, уж извините. Скорее - на товарищей Одиссея в плену у Цирцеи, в свином обличье. Задача свиней - есть и нагуливать жир; задача больных, по сути, тоже.
Помимо внутренних перемен, которые могли бы произойти, но не произошли с героем за семь убитых лет в санатории, никаких внешних перемен тоже нету. Он вроде бы влюбляется в некую даму - но эта влюбленность настолько ленива, что не стремиться показать себя или добиться взаимности. Дама уезжает, потом возвращается с другим спутником - героя это едва колышит. Потом дама уезжает вновь, но об этом наш Ганс уже даже не вспоминает. По мне, так это недостойно называться любовью, - скорее увлечением, чтобы скоротать скуку. Надо же герою испытать за столько лет хоть одну несчастную эмоцию!
То же и со спорами гуманиста-Сеттембрини и иезуита-Нафты. Мне кажется, это вообще самая интересная часть романа, потому что они интересны сами по себе. Но чтобы они оказали на кого-то какое-то воздействие, помимо развлекательного (многие люди болтают, когда гуляют) - я не вижу. На действиях Ганса это не сказалось никаким образом, а что до мировоззрения, то оно у него сложилось еще к моменту приезда в санаторий и более чем простое - лишь бы ничего не делать. Вся софистика и казуистика, весь пыл спорщиков проходят мимо него - и это становится вполне очевидно, когда он разговаривает с Сеттембрини перед дуэлью и спрашивает, как же можно стреляться из-за каких-то там слов и убеждений. Подумаешь, кто что сказал и думает. Бедные наивные "воспитатели"! Впрочем, воспитание - это в данном случае только повод, а люди явно получали удовольствие от самого процесса, а не от результата, что не в меньшей степени заслуживает уважение.
По итогам у меня осталось ощущение не то чтобы незаконченности - а того, что этот роман в принципе нельзя закончить. В нем нет какого-то определенного сюжета, ГГ все время остается на горе, изменяется немного лишь антураж и окружающие люди. Сменяются увлечения и моды, а он сидит себе, как русский богатырь 30 лет и 3 года спит на печи. По сути, не происходит ничего важнее попадания на гору в самом начале и отъезда из санатория в самом конце. Весь промежуток - вполне растительное существование. Читать его было точно так же - устаешь не от сложности, а от общего отсутствия сколь-нибудь значимых событий и интересных персонажей.