Больше никакого рок-н-ролла
Наталья Кулагина. Орел.РешкаНаталья Кулагина. Орел.Решка
Самое лучшее мы, как правило, находим по совету друзей. А любимое – случайно. Это самое любимое, очевидно, долго ищет нас, подсовывая прямые и не очень указания на запутанные в книжных полках тропинки. Любимое никак не может удержать наше внимание, когда бросается нам на глаза – увы, мы слишком увлечены посредственностями. Но иногда минус все-таки натыкается на минус, мы на секунду понимаем смысл жизни или хотя бы находим что-то любимое. В парке на давно не крашенной скамейке, в кафе на стеклянных столиках, в университете в темных аудиториях или в библиотеке на пыльных полках.
Откровенно говоря, у меня совсем нет желания описывать структуру книги и прочие композиционные изыски – всё гармонично, выдержано, кое-где – пересолено, но пересолено в тему, кое-где – недожарено, но и кровь там к месту.
Что мне действительно импонирует – так это отсутствие реактивного движения героев в сюжете, очень уж любят современные прозаики заставить героя быстро-быстро куда-то бежать, при этом что-то думать и о чем-то волноваться. Когда я читаю такие тексты, создается впечатление, что сейчас некий Вася Пупкин вырвется, наконец, за пределы ненавистных строчек и понесется куда-то в темноту – и всё, книга останется без героя, сюжет – без финала, я – в разочаровании, автор – без армии поклонников. Хотя нет, вру, современный грамотно раскрученный автор всегда найдет способ выкрутиться из любой нелеповщины и остаться в плюсе.
Кулагина идет на хитрость – несмотря на то, что в своей книге она поставила все точки над избитой буквой «i», она создает иллюзию того, что читатель сейчас сам быстренько разберется с сюжетом и последовательностью чтения. Все дело в том, что читать можно начинать с двух сторон, кажется, это называется книгой-перевертышем. Но, по сути дела, это два романа под одной обложкой: два романа похожих, согласна, с одинаковыми главами (местами) и сходными героями, но двумя самостоятельными романами. А вообще красивый ход на случай, если не знаешь какой вариант своего произведения выбрать – изловчиться сделать из вариаций одну, якобы, цельность. Придумка хоть и не нова, но нехило подзабыта, понятно, в принципе, почему: жанр перевертыша (обзову-таки это безобразие жанром) требует, во-первых, обоснованности, во-вторых, определенной степени мастерства. И с тем, и с другим ныне сплошной кризис, так что решиься на перевертыш, на мой взгляд, требует определенной смелости. Хвала: хоть и не особо обосновано (опубликуй бы Наталья Кулагина две повести под одной обложкой без всяких двоякостей – содержание бы не пострадало), зато мастерски.
Кулагина старается интриговать, выворачивая свой текст наизнанку, выжимая из него все соки и снова поливая живой водой, предваряя все эти махинации вставными элементами в форме «якобы-писем». Письма это или не письма, я, если совсем честно, так и не поняла, но ценность их от сего не умаляется. Интернетовские песни «Птицы» приведут в щенячий восторг любого романтика вроде меня и вызовут снисходительную улыбку признания у любого циника.
В аннотации сказан, что книга «открывает неизведанный мир Русского Севера, славянской Шамбалы». Где-то есть и такое, не отрицаю, но особого впечатления это «открытия» не производит, логический центр всё-таки смещен на чувства и течения мыслей героинь. В этом плане – надо признать – Кулагина превзошла все мои ожидания, переплюнув даже многострадального Коэльо, с которым её так любят нынче сравнивать. И если товарищ Паоло выдвигая чувства на первый план оставляет им, тем не менее, место второстепенное, то здесь этот фокус не пройдёт.
Говорить о сюжете я, с Вашего позволения не буду, ибо не вижу смысла. Всё в тех же аннотациях мелькают слова вроде «великой любви, предательства и жертвоприношения», что тоже не противоречит истине. Не буду отнимать хлеб, в общем, у тружеников малого жанра, пересказывая содержание. Думаю, что-то можно понять из приводимых цитат, остальное – восполнить только прочтением. Читайте. Или не читайте. Но всё-таки лучше
Фредерик Бегбедер. Романтический эгоист Фредерик Бегбедер. Романтически эгоист
На мой взгляд, ругать книги можно сколько влезет по наше и без того простуженное горло, чем я, собственно и занимаюсь в свободое от прочей деятельности время.
Конечно, личности столь растиражированной как Фредерик Бегбедер верить как-то не особо хочется, да и читать его книги - кажется абсурдом. Но, как известно, когда кажется, необходимо сиюминутно креститься: желательно стопицот раз и с естественным остервенением.
Так уж вышло, что знакомство моё с французским скандалистом началось с белого томика с банальным, надо признать, названием – «Романтический эгоист». Ну, что поделать, так себе название, на троечку с плюсом. На троечку с плюсом пока не пролистаешь первые пару страниц.
Следует, вероятно, сказать для начала о том, что Бегбедер евыносимо порой афористичен в своём ежедневном описании обыденности.Что ни страница, то улыбка, что ни день – то очередной экзистенциональный ужас. А дело вот в чем. Сюжета как такового нет, нет общей мысли (в современной литературе – непременно мысли пафосной до тупой боли в зубах), нет точно определенной цели. Зато есть:
а) безумно заезженная форма дневника с заголовками а-ля «Понедельник», «Вторник» и далее без сюрпризов;
б) много-много имен французских светских недольвов и недольвиц и, как следствие, невероятное количество сносок на каждой практически странице
в) вот не знаю, к чему бы такому заумному ещё придраться, но для общего счета нехай будет.
НО. Форма дневника при грамотном составлении читается элементарно просто и легко, сноски при ненадобности Вам знать, кто такой Филипп Фатьен, успешно опускаются ко всему привыкшим глазом. И вот тогда вроде внутренний зверек требует ещё чего-нибудь придраться, но, дабы не высасывать из пальца, говорю сразу – по мне, так не к чему.
«Кто я? Некоторые утверждают, что меня зовут Оскар Дюфрен; прочие полагают, что мое настоящее имя – Фредерик Бегбедер. Иногда я сам теряюсь. Просто я считаю, что Фредерик Бегбедер не прочь бы стать Оскаром Дюфреном, да кишка тонка». Ну, вот такое вот авторское alter-ego, о чем и разумно предупреждала обложка, которой мы давно уже отвыкли верить. Живет это alter-ego значит, поживает, влюбляется, напивается, забывается и непременно, просто непременно страдает. По неразделенной Любови, современным тенденциям литературы и прочим приятным мелочам. Какая, впрочем, разница, по чему именно страдать? Это книга – ещё одно доказательство в пользу того, что живо пишется нам только в состоянии душевноедческих переживаний. И обязательно с самобичеванием. И непременно с долей иронии по отношению ко всем вместе взятым и, в первую очередь, к себе.
Это, конечно, странно, когда хочешь представить что-то к чтению людей, посоветовать и рассказать, а получается очернить всеми возможными угольками критичной натуры выбирания из космоса полуязвительных строк. Так вот, несмотря на все вышесказанное: хорошая книга, да простите меня за употребление столь «богатого» образностью определения. Достаточно сказать о том, что выбирая цитаты я чуть было не перепечатала полкниги. Перфекционизм, знаете ли, плюс к тому – желание поделиться. Гремучая смесяра, уже заметила за собой.
Дорис Лессинг. Пятый ребенокДорис Лессинг. Пятый ребенок
Вероятно, где-то около двух лет у меня периодически всплывала мысль, что я хочу прочитать что-то из творчества этой английской представительницы старой гвардии. Но как-то всё не складывалось, совсем никак, то одно, то двадцатое. И вот я натыкаюсь, в буквальном смысле слова, на её книгу издательства Эксмо, которое почему-то упорно недолюбливаю; книгу, под названием «Пятый ребенок». Заинтригованная анонсом и уже услышанными отзывами, отогнав своё предчувствие не_моей_книги, я-таки решилась. Прочитала я эти 250 страниц карманного формата ровно за два дня, и вот, что думаю.
На мой взгляд, это страшная книга, хотя и не ужастик. Это жуткая книга, хотя и не триллер. Она заставила меня бояться, не только за героев - за себя. Неутолимое желание отложить прочтение, захлопнуть книгу, выбросить её в окно, несмотря на то, что современные ужасы там как раз-таки и отсутствуют. Зато ужасов психологических – хоть отбавляй, хоть не отбавляй – меньше, кажется, не станет.
Написано хорошо да складно, только вот я всё никак не могу понять, то ли сие есть авторский ход, то ли потуги переводчика, когда происходит практически полный отказ от синонимов. Слово «сказал», к примеру, может встречаться в трёх строчках к ряду. Это напрягает зрение, но производит одновременно какое-то впечатление подавленности. Вероятно, всё-таки ход.
Действие на редкость целостно: никаких Вам ни глав, ни отступов; что, как ни удивительно, читать не мешает. Лирических отступлений, кажется, нет и вовсе, местами создается впечатления чтения полицейского отчета, составленного местным креативщиком. Но Нобелевские премии редко врут, в слоге Лессинг и впрямь есть что-то неуловимое.
Конец, как и во всяких дилогиях, - не конец вовсе, а обещание продолжения, но и обещание выдалось больно грустным. Что ж, по сути, какие темы, такие и мотивы.
На одном из сайтов я нашла три темы, якобы поднимаемых в произведении. Это были «современное общество глазами первобытного человека», «тема одиночества в огромном мире» и «вера в человечество и человечность». Из них я соглашусь только с последним, объясню почему. Взгляд Бена, его мысли, его представления, так и не были показаны автором не коим образом. Это, кстати, очень удивляет: ведь какая-то однобокость получается, "взгляд со стороны матери", когда действие крутится вокруг двух персонажей, а не одного. Тема одиночества, если и присутствует, то явно не является одной из ключевых, а вот вера в эту самую человечность – это да. Действительно, насколько мы человечны, насколько готовы жертвовать собой ради жизни другого – вопрос объемный. Ответ – только между строк. Правильный или не очень – каждый судит сам.
Кто-то проминает душу, чтоб она наконец выдавила ком к горлу.
И подставила к горлу нож. Что же происходит?
И подставила к горлу нож. Что же происходит?
Самое лучшее мы, как правило, находим по совету друзей. А любимое – случайно. Это самое любимое, очевидно, долго ищет нас, подсовывая прямые и не очень указания на запутанные в книжных полках тропинки. Любимое никак не может удержать наше внимание, когда бросается нам на глаза – увы, мы слишком увлечены посредственностями. Но иногда минус все-таки натыкается на минус, мы на секунду понимаем смысл жизни или хотя бы находим что-то любимое. В парке на давно не крашенной скамейке, в кафе на стеклянных столиках, в университете в темных аудиториях или в библиотеке на пыльных полках.
Откровенно говоря, у меня совсем нет желания описывать структуру книги и прочие композиционные изыски – всё гармонично, выдержано, кое-где – пересолено, но пересолено в тему, кое-где – недожарено, но и кровь там к месту.
Что мне действительно импонирует – так это отсутствие реактивного движения героев в сюжете, очень уж любят современные прозаики заставить героя быстро-быстро куда-то бежать, при этом что-то думать и о чем-то волноваться. Когда я читаю такие тексты, создается впечатление, что сейчас некий Вася Пупкин вырвется, наконец, за пределы ненавистных строчек и понесется куда-то в темноту – и всё, книга останется без героя, сюжет – без финала, я – в разочаровании, автор – без армии поклонников. Хотя нет, вру, современный грамотно раскрученный автор всегда найдет способ выкрутиться из любой нелеповщины и остаться в плюсе.
Кулагина идет на хитрость – несмотря на то, что в своей книге она поставила все точки над избитой буквой «i», она создает иллюзию того, что читатель сейчас сам быстренько разберется с сюжетом и последовательностью чтения. Все дело в том, что читать можно начинать с двух сторон, кажется, это называется книгой-перевертышем. Но, по сути дела, это два романа под одной обложкой: два романа похожих, согласна, с одинаковыми главами (местами) и сходными героями, но двумя самостоятельными романами. А вообще красивый ход на случай, если не знаешь какой вариант своего произведения выбрать – изловчиться сделать из вариаций одну, якобы, цельность. Придумка хоть и не нова, но нехило подзабыта, понятно, в принципе, почему: жанр перевертыша (обзову-таки это безобразие жанром) требует, во-первых, обоснованности, во-вторых, определенной степени мастерства. И с тем, и с другим ныне сплошной кризис, так что решиься на перевертыш, на мой взгляд, требует определенной смелости. Хвала: хоть и не особо обосновано (опубликуй бы Наталья Кулагина две повести под одной обложкой без всяких двоякостей – содержание бы не пострадало), зато мастерски.
Кулагина старается интриговать, выворачивая свой текст наизнанку, выжимая из него все соки и снова поливая живой водой, предваряя все эти махинации вставными элементами в форме «якобы-писем». Письма это или не письма, я, если совсем честно, так и не поняла, но ценность их от сего не умаляется. Интернетовские песни «Птицы» приведут в щенячий восторг любого романтика вроде меня и вызовут снисходительную улыбку признания у любого циника.
В аннотации сказан, что книга «открывает неизведанный мир Русского Севера, славянской Шамбалы». Где-то есть и такое, не отрицаю, но особого впечатления это «открытия» не производит, логический центр всё-таки смещен на чувства и течения мыслей героинь. В этом плане – надо признать – Кулагина превзошла все мои ожидания, переплюнув даже многострадального Коэльо, с которым её так любят нынче сравнивать. И если товарищ Паоло выдвигая чувства на первый план оставляет им, тем не менее, место второстепенное, то здесь этот фокус не пройдёт.
Говорить о сюжете я, с Вашего позволения не буду, ибо не вижу смысла. Всё в тех же аннотациях мелькают слова вроде «великой любви, предательства и жертвоприношения», что тоже не противоречит истине. Не буду отнимать хлеб, в общем, у тружеников малого жанра, пересказывая содержание. Думаю, что-то можно понять из приводимых цитат, остальное – восполнить только прочтением. Читайте. Или не читайте. Но всё-таки лучше
Фредерик Бегбедер. Романтический эгоист Фредерик Бегбедер. Романтически эгоист
На мой взгляд, ругать книги можно сколько влезет по наше и без того простуженное горло, чем я, собственно и занимаюсь в свободое от прочей деятельности время.
Конечно, личности столь растиражированной как Фредерик Бегбедер верить как-то не особо хочется, да и читать его книги - кажется абсурдом. Но, как известно, когда кажется, необходимо сиюминутно креститься: желательно стопицот раз и с естественным остервенением.
Так уж вышло, что знакомство моё с французским скандалистом началось с белого томика с банальным, надо признать, названием – «Романтический эгоист». Ну, что поделать, так себе название, на троечку с плюсом. На троечку с плюсом пока не пролистаешь первые пару страниц.
Следует, вероятно, сказать для начала о том, что Бегбедер евыносимо порой афористичен в своём ежедневном описании обыденности.Что ни страница, то улыбка, что ни день – то очередной экзистенциональный ужас. А дело вот в чем. Сюжета как такового нет, нет общей мысли (в современной литературе – непременно мысли пафосной до тупой боли в зубах), нет точно определенной цели. Зато есть:
а) безумно заезженная форма дневника с заголовками а-ля «Понедельник», «Вторник» и далее без сюрпризов;
б) много-много имен французских светских недольвов и недольвиц и, как следствие, невероятное количество сносок на каждой практически странице
в) вот не знаю, к чему бы такому заумному ещё придраться, но для общего счета нехай будет.
НО. Форма дневника при грамотном составлении читается элементарно просто и легко, сноски при ненадобности Вам знать, кто такой Филипп Фатьен, успешно опускаются ко всему привыкшим глазом. И вот тогда вроде внутренний зверек требует ещё чего-нибудь придраться, но, дабы не высасывать из пальца, говорю сразу – по мне, так не к чему.
«Кто я? Некоторые утверждают, что меня зовут Оскар Дюфрен; прочие полагают, что мое настоящее имя – Фредерик Бегбедер. Иногда я сам теряюсь. Просто я считаю, что Фредерик Бегбедер не прочь бы стать Оскаром Дюфреном, да кишка тонка». Ну, вот такое вот авторское alter-ego, о чем и разумно предупреждала обложка, которой мы давно уже отвыкли верить. Живет это alter-ego значит, поживает, влюбляется, напивается, забывается и непременно, просто непременно страдает. По неразделенной Любови, современным тенденциям литературы и прочим приятным мелочам. Какая, впрочем, разница, по чему именно страдать? Это книга – ещё одно доказательство в пользу того, что живо пишется нам только в состоянии душевноедческих переживаний. И обязательно с самобичеванием. И непременно с долей иронии по отношению ко всем вместе взятым и, в первую очередь, к себе.
Это, конечно, странно, когда хочешь представить что-то к чтению людей, посоветовать и рассказать, а получается очернить всеми возможными угольками критичной натуры выбирания из космоса полуязвительных строк. Так вот, несмотря на все вышесказанное: хорошая книга, да простите меня за употребление столь «богатого» образностью определения. Достаточно сказать о том, что выбирая цитаты я чуть было не перепечатала полкниги. Перфекционизм, знаете ли, плюс к тому – желание поделиться. Гремучая смесяра, уже заметила за собой.
Дорис Лессинг. Пятый ребенокДорис Лессинг. Пятый ребенок
Вероятно, где-то около двух лет у меня периодически всплывала мысль, что я хочу прочитать что-то из творчества этой английской представительницы старой гвардии. Но как-то всё не складывалось, совсем никак, то одно, то двадцатое. И вот я натыкаюсь, в буквальном смысле слова, на её книгу издательства Эксмо, которое почему-то упорно недолюбливаю; книгу, под названием «Пятый ребенок». Заинтригованная анонсом и уже услышанными отзывами, отогнав своё предчувствие не_моей_книги, я-таки решилась. Прочитала я эти 250 страниц карманного формата ровно за два дня, и вот, что думаю.
На мой взгляд, это страшная книга, хотя и не ужастик. Это жуткая книга, хотя и не триллер. Она заставила меня бояться, не только за героев - за себя. Неутолимое желание отложить прочтение, захлопнуть книгу, выбросить её в окно, несмотря на то, что современные ужасы там как раз-таки и отсутствуют. Зато ужасов психологических – хоть отбавляй, хоть не отбавляй – меньше, кажется, не станет.
Написано хорошо да складно, только вот я всё никак не могу понять, то ли сие есть авторский ход, то ли потуги переводчика, когда происходит практически полный отказ от синонимов. Слово «сказал», к примеру, может встречаться в трёх строчках к ряду. Это напрягает зрение, но производит одновременно какое-то впечатление подавленности. Вероятно, всё-таки ход.
Действие на редкость целостно: никаких Вам ни глав, ни отступов; что, как ни удивительно, читать не мешает. Лирических отступлений, кажется, нет и вовсе, местами создается впечатления чтения полицейского отчета, составленного местным креативщиком. Но Нобелевские премии редко врут, в слоге Лессинг и впрямь есть что-то неуловимое.
Конец, как и во всяких дилогиях, - не конец вовсе, а обещание продолжения, но и обещание выдалось больно грустным. Что ж, по сути, какие темы, такие и мотивы.
На одном из сайтов я нашла три темы, якобы поднимаемых в произведении. Это были «современное общество глазами первобытного человека», «тема одиночества в огромном мире» и «вера в человечество и человечность». Из них я соглашусь только с последним, объясню почему. Взгляд Бена, его мысли, его представления, так и не были показаны автором не коим образом. Это, кстати, очень удивляет: ведь какая-то однобокость получается, "взгляд со стороны матери", когда действие крутится вокруг двух персонажей, а не одного. Тема одиночества, если и присутствует, то явно не является одной из ключевых, а вот вера в эту самую человечность – это да. Действительно, насколько мы человечны, насколько готовы жертвовать собой ради жизни другого – вопрос объемный. Ответ – только между строк. Правильный или не очень – каждый судит сам.
-
-
13.06.2009 в 13:55помнится когда читала "Любовь живет три года" каждое второе преложение выписывала
-
-
13.06.2009 в 14:07-
-
13.06.2009 в 19:33-
-
13.06.2009 в 21:34